ВОЕННОПЛЕННЫЕ В ЛЕБЕДЯНИ.

 Во все времена, когда шли войны, одним из сопутствующих и неизменных признаков войны были военнопленные. К этой особой категории людей всегда было неоднозначное отношение, и во время войны и после неё, и мнений на их счёт было множество.
 Например, во время Второй Мировой войны в Японской армии солдатам запрещено было сдаваться в плен, а попадавшие в плен японцы навлекали на своё имя и семью позорное клеймо труса. Это было страшнее смерти. Находившиеся в плену японцы любыми способами старались покончить с собой, сделав «харакири», только так они могли искупить свою вину перед Родиной и Императором.
 В СССР, людей побывавших в немецких лагерях по возвращении обрабатывали в «органах», некоторых отправляли уже в свои лагеря, Советские, осудив как изменников Родины, при этом устраивая гонения на родных и близких…

 Согласно мобилизационным планам 1941 г. в случае войны НКВД СССР развёртывало армейские приёмные пункты (АПП) военнопленных, основной задачей которых было: приём военнопленных от боевых частей Красной Армии, их содержание и передача конвойным войскам НКВД СССР, для эвакуации в тыловые лагеря. Но со временем стало понятно, что такая система приёма, содержания и эвакуации военнопленных во фронтовых условиях оказалась малоэффективной, и поэтому приказом НКВД СССР от 5 июня 1942 г. во фронтовых условиях кроме АПП были созданы лагеря-распределители. Порядок обеспечения лагерей-распределителей (в том числе и АПП) всеми видами довольствия определялся директивой штаба Тыла Советской Армии от 17 мая 1942 г.
 В результате совместных действий НКВД СССР и штаба Тыла к концу 1942 г. количество АПП и лагерей-распределителей естественным образом возросло. В то время при каждом начальнике тыла фронта существовала должность уполномоченного НКВД СССР по делам военнопленных, т.е. во фронтовых условиях впервые был создан институт уполномоченных по делам военнопленных. С учётом массового поступления вражеских военнопленных в начале 1943 г. приказом НКВД СССР от 18 февраля при начальниках войск НКВД по охране тыла фронта были созданы отделения по делам военнопленных, которые непосредственно стали заниматься всем комплексом вопросов, связанных с приёмом, содержанием и эвакуацией во фронтовых условиях. Вместе с тем приобретённый опыт в период 1941-1942 гг. показал, что целесообразно вновь пересмотреть систему приёма, содержания и эвакуации военнопленных во фронтовом тылу. Поэтому приказом НКВД СССР в 1943 г. лагеря-распределители реорганизуются во фронтовые приёмно-пересылочные лагеря. Вместе с тем, для удобства и эффективности работы с большими массами военнопленных приказом НКВД СССР в 1943 г. от 26 сентября того же года создаётся ещё промежуточное звено между АПП и приёмно-пересылочными лагерями – сборные пункты военнопленных.

 В Лебедяни первые военнопленные появились зимой, в конце 1942 г. Это солдаты были из числа взятых в плен в тяжёлых боях под Кандоровкой (Воронежский фронт).
 28 июня 1942 г. началось наступление фашистов на воронежском направлении. Наступательная операция гитлеровцев получила кодовое название «Бляу» (Синяя). Для ее осуществления фашистское командование создало специально в составе группы армий «Б» армейскую группировку «Вейхс» под командованием генерал-полковника барона фон Вейхса. В группировку были отобраны лучшие немецкие части и 2-я венгерская королевская армия. Но, увы, Воронеж был взят частично, и бои за город продолжались вплоть до зимы 1942/43 гг., когда в результате Воронежско-Касторненской наступательной операции противник в этом районе был полностью разбит .

 …И вот по старой Елецкой дороге, через Кладбищенские Пушкари к Казённому мосту, пленные двигались длинными пешими колоннами. Оборванные, чёрные от мороза и голода, больные, в крови, с гноящимися ранами, с обмотанными соломой и тряпками ногами, падающие и поддерживающие друг друга многотысячные массы под конвоем гнали через город. Такое происходило всё чаще и чаще в связи с успехами Красной Армии на советско-германском фронте.
Жители города молча провожали взглядом эти жалкие процессии. Пленные уже мало походили на подтянутых вояк Вермахта, какими они были раньше, в начищенных до блеска сапогах марширующие по брусчатке Нюрнберга на празднике партии и фюрера, которых мы привыкли видеть в документальной военной хронике. Солдаты лучших немецких частей, 2-я венгерская королевская армия… это осталось, видимо где-то в районе Воронежа, вместе с массами истреблённых мирных жителей. Теперь же эти люди скорее были похожи на серые безжизненные тени, в затравленном взгляде которых сквозила пустота от понимания собственной обречённости и безысходности происходившего. Эти люди шли, слепо веря, за широко расправившим крылья нацистским орлом, который привёл их, в итоге, в тупик советского плена. Теперь эти бывшие солдаты Вермахта могли сполна прочувствовать всю «прелесть» сложившегося положения, как и многие десятки тысяч людей, что были угнаны с оккупированных территорий в концлагеря Германии в начале войны. Теперь эти храбрые защитники Рейха могли каждый день смотреть в глаза неизвестности грядущего, и испытывать тот животный страх, который знаком, только бывшим узникам концлагерей, каждую минуту осознавая, что твоя жизнь теперь не имеет ни какого значения. Война для этих воинов была закончена.

 Некоторое время спустя небольшое количество пленных оставили в городе. Так как специального места – лагеря - для их размещения пока ещё не было построено, первое время они находились небольшими группами в различных местах города.
 Это дом по ул.Мира,17 – помещения торговых рядов, дом по ул.Советской, 17 (ныне Гостиница), двухэтажный дом по ул.Почтовой, 8 – здесь же, в этом здании первоначально находилось управление по размещению пленных – так называемый штаб.
 Большая группа военнопленных немцев располагалась в горсаду. Кстати, именно немцев было немного, поскольку в основном это были румыны и австро-венгры. Этим пленным пришлось перенести страшную зимовку за кованой оградой горсада под открытым небом. Не было ни чего, где можно было бы укрыться – ни палаток, ни землянок, только снег, мороз и пронизывающий до костей ветер. Место это было самым гиблым. Непрерывно днём и ночью, горящие костерки периодически сдвигались и давали слабую надежду задремать на согретой земле. Местная ребятня, несмотря на окрики конвоя, вились вокруг, с помощью жестов и на ломанном немецком входили в контакт с заключёнными, выменивая на еду пряжки, ремни, перочинные ножи, зажигалки и прочую мелочь.
 Некоторые бабушки и пожилые женщины бросали через ограду хлеб. Сердца наших людей отходчивы, они, глядя на поверженного врага, думали, что возможно и их сынок, о котором нет вестей, мается где-то в плену. Сами, голодая, порой посылали ребятишек с варёной картошкой, свеклой, что бы отдать пленным. Конвоиры же постоянно отгоняли их и ругались.
 Холодная зима ’42-43 г.г. унесла множество жизней пленных. Есть свидетельства о наличии в горсаду крупной братской могилы. На этой округлой формы возвышенности раньше была разбита большая клумба. Сейчас это место почти сровняли.
 Массовые погребения производились в городском квартале, окружённом улицами Почтовой, Нагорной, Мира и Шахрая. Почти ежедневно похоронные команды (а это были сами пленные) вручную копали ямы, приблизительно 8 х 8, вплотную друг к другу и разделённые лишь узкими бровками. Но из-за сильных морозов мёртвых лишь присыпали снегом, отложив погребение до более тёплого времени. Тогда свою добычу находили голодные бездомные собаки, растаскивая трупы. Одна женщина, рассказывала, как они детьми усаживаясь верхом по нескольку человек на обледеневший труп немца катались, таким образом, с горы. Это было в логу, в районе Еврейского кладбища и нынешних районных Электросетей. Сейчас трудно представить это жуткое зрелище. Но то время было другим - страшным, шла война и отношение простых людей к пленным гитлеровцам… да, его и не было ни какого отношения, а тем более, о каком отношении можно было говорить к мёртвым фашистам. Просто в понимании у всех советских граждан было, немец - значит враг. А врага следует уничтожать. Жёсткая, но всем понятная мораль. Конечно, взрослые старались оградить детей от таких «шалостей», но…
 С приходом тепла та же похоронная команда собирала в округе останки – те, что не успели разорвать собаки.

 В феврале 1943 г. на окраине города уже существовал приёмно-пересылочный лагерь № 35 НКВД, для военнопленных Центрального фронта. Находился он на территории недостроенного спиртзавода, где ныне расположен Машиностроительный завод.
 Вообще, на территории Липецкой области существовало три лагеря для военнопленных, не считая Лебедянского - это был лагерь № 95 в селе Новоуголянка Усманского района и лагерь № 263 в Ельце.
 Лебедянский лагерь № 35 НКВД - это была обычная зона, опоясанная «колючкой», с вышками и вооружённой охраной, деревянными бараками и подсобным хозяйством. Начальником лагеря был назначен майор госбезопасности Карелин Пётр Михайлович. Позднее, с декабря 1943 г. начальником лагеря № 35 назначается майор (позже подполковник) госбезопасности Михаил Дмитриевич Казаков. С 20 марта 1944 г. он начальник управления лагерем (архив, фонд 48, дело № 359, лист 12).
 По разным данным в лагере содержалось около 6 тыс. человек военнопленных. Южнее лагеря, примерно в 3 км от него был лагерный лазарет для пленных. Здесь содержались обмороженные, тяжелобольные и обессилившие. Почти каждое утро начиналось с того, что из лазарета вывозили хоронить умерших. Назад, после обеда на этих же телегах пленные везли хлеб из отрубей, с хлебозавода, который находился чуть западнее, рядом с ж/д станцией.
 В переоборудованных под лагерь фабричных помещениях были сооружены многоэтажные нары. Лежачих мест не хватало, и поэтому на одних нарах располагались порой сразу несколько человек.

 Под охраной военнопленные выполняли определённые работы: строили двухэтажные дома, обустраивая посёлок Машзавода (кстати, проекты этих домов очень сильно напоминают европейский стиль того времени, и возможно в разработке их участвовали военнопленные, имеющие инженерные специальности, участвовали в строительстве винзавода; недалеко от райсоюза в старой риге делали телеги; работали на заготовке дров; прокладывали и ремонтировали дороги; прокладывали водопровод в город, от Водокачки, вверх по Тяпкиной горе.
 На расстоянии примерно в 30 км от лагеря № 35 находилась лагерная лесозаготовка (предположительно в районе села Шовское), где заключённые работали на заготовке дров для обеспечения лагеря.
 Пленные направлялись на работы в колхозы и совхозы района. В совхозе «Агроном» пленные строили контору, а так же использовались на работах в совхозных яблоневых садах.
 В селе Троекурово несколько позднее было открыто второе отделение лагеря № 35 НКВД. Располагались заключённые в бывшем Троекуровском монастыре и так же использовались на работах в совхозных яблоневых садах. Иногда к охране пленных, когда они были на работах, привлекались даже сами колхозники, в основном это были женщины колхозницы. Если небольшую группу пленных отправляли куда-либо, например, в помощь на погрузочно-разгрузочные работы, за них нёс ответственность человек, руководивший этими работами.
 Были среди пленных немцев настоящие умельцы. В то время было трудно с посудой, и женщины, раздобыв кусок оцинковки, приходили к таким с просьбой сделать им, например, бидончик для молока. Немцы делали бидончики не хуже фабричных, а женщины в свою очередь расплачивались продуктами или махоркой, которую тогда выращивали почти на каждом огороде. В общем, мирное население со временем свободно входило в контакт с пленными, и вело себя с ними относительно лояльно.

 Очевидцы рассказывали интересный случай, произошедший в селе Курапово, жарким летом 1944 г.:
 «…Пленные тогда работали в совхозном саду, окапывая яблони. Тут же на соседних рядах работали женщины. Во время отдыха бригадирша подошла к одной из девушек из своей бригады и сказала, показывая на одного из военнопленных, которые сидели кучкой неподалёку, что тот хочет якобы погадать ей на картах, на будущее. Она немного понимала по-немецки, и он попросил её передать его просьбу.
 Немец был средних лет, невысок, с русым, волнистым волосом, и спокойным взглядом голубовато-серых глаз. Но девушка была гордой, и небрежно откинув со лба непослушную чёлку тёмных волос, сказала, звонко смеясь:
- А что мне гадать, мне и так благодать! Пущай себе погадает.
 Вечером, когда работы в саду закончились, люди стали собираться по домам, а пленных повели на ужин в их бараки, история снова повторилась. Бригадирша вновь подошла к той девушке и сказала:
- Тот пленный просил опять позвать тебя. Дюжа хочет он погадать тебе. Давеча так смотрел на тебя…
- Да чего ж он пристал-то ко мне, Александра Васильевна? Ну, яво, окаянного! – вспыхнула та.
- Ладно тебе Иринка. – засмеялась бригадирша, – ну, чево, пойдёшь иль как? – женщина стояла уперев руки в бока и озорно улыбалась.
Немного подумав, девушка согласилась, решив, что «фриц» всё равно не отвяжется. Махнув рукой, Иринка пошла следом за своей бригадиршей.
 Конвоир подвёл Ирину и Александру Васильевну, которая вызвалась быть переводчиком, к тому самому русоволосому немцу. Было заметно, что женщины слегка волновались. Его же взгляд напротив был спокойным, но в нём можно было уловить тень благодарности.
 Немец что-то сказал.
- Он говорит, спасибо, что не оставили его просьбу без внимания и пришли, - перевела Александра Васильевна.
Когда Александра Васильевна замолчала, пленный подкрепил слова кивком головы. Он достал карты, красивые, сплошь украшенные дубовыми листьями и желудями, стал, не спеша раскладывать их, иногда поглядывая на Ирину. Потом он начал говорить, иногда указывая на карты, с паузами, что бы дать Александре Васильевне перевести его речь:
- Выйдешь ты замуж один раз, и будешь жить в городе. Муж у тебя будет светловолосый – при этом немец указал пальцем на бубнового короля, и продолжал - Будет он у тебя при деньгах, и занимать он будет высокую должность. Будет у вас единственный ребёнок. Сын. А у него тоже со временем родиться один ребёнок, сын – ваш внук.
 Через некоторое время Ирина с Александрой Васильевной уже шли домой, и бригадирша дорогой подшучивала над девушкой.
- Сознавайся Иришка, за кого замуж-то собралась? Небось за Мишку гармониста, с Брусланово который? А?.. Или за Кольку Крепыша? Видал, как он в прошлый раз на вечёрках за тобой ухаживал. Культурный весь такой... На свадьбу-то позовёшь?
- Ну, что вы в самом деле, тёть Шур – смущалась Иринка, - ни за кого я не собираюсь. Шут ево знает, чево наговорил этот немец. Поди ж сам и придумал…
 Так они и шли по сельской дороге, звонко смеясь под сенью теплого летнего вечера.
 Спустя два года после вышеописанной истории, в августе, Ирина вышла замуж за Ивана. Это был молодой светловолосый парень, фронтовик прошедший всю войну, с добрым и весёлым нравом. Поселились они в Лебедяни, потому что работал Иван в городе, в прокуратуре, заместителем прокурора. Через год после свадьбы родился у них сын Владимир. И уже по прошествии нескольких десятков лет, у Владимира в семидесятых годах тоже родился сын – внучёк Ирины.
 Все эти люди сейчас проживают семьями в Лебедяни, дружно и счастливо…»

 Но вернёмся к лагерю для военнопленных № 35. В марте 1943 г. в лагере была создана партячейка, её членами были: Блохин А.И., Чихачёв П.К., Вильяминов И.И., и кандидаты – Поляков Ф.В., Аниканов А.А. (архив, фонд 48, лист 31 от 11.03.1943г.). Секретарём партячейки лагеря была назначена Вишнякова Агриппина Григорьевна, которая с октября 1943 г. так же была зав.клубом и зав.библиотекой лагеря № 35 (архив, фонд 48, дело № 353, лист 57, от 29.04.1944г.).
 Командование и военные советы фронтов постоянно уделяли внимание не только организации содержания военнопленных (обеспечение питанием, медицинское обслуживание и т.д.), но и культурно-просветительной работе среди них. Содержание её сводилось к информированию заключённых о положении на фронтах, в их странах и в мире в целом. Осуществлялась она в форме лекций, митингов, групповых и индивидуальных бесед. Когда предоставлялась возможность, то военнопленным демонстрировались советские кинофильмы. Особое внимание уделялось доведению до всех лагерников содержания документов Советского правительства по вопросам содержания военнопленных, приказы Верховного Главнокомандования о льготах для добровольно сдавшихся в плен.
 Кстати говоря, в лагере № 35 был со временем организован свой духовой оркестр, который участвовал в торжествах 9 мая 1947 г., и сопровождал колонны демонстрантов по улицам города.

 В соответствии с требованиями международных конвенций об обращении с военнопленными было определено также и денежное довольствие, нормы которого были объявлены приказом НКВД СССР
№ 001155 от 5 июня 1942 г. Они составляли: 10 руб. – для рядового и унтер-офицерского состава; 15 руб. – для среднего командного состава; 25 руб. – для старшего командного состава; 50 руб. – для высшего командного состава. Это денежное довольствие должно было выдаваться единовременно на всё время нахождения пленных в лагерях. Но, следует сказать, что по причине неорганизованности и нераспорядительности положенное военнопленным денежное довольствие выдавалось далеко не везде и не всегда регулярно.
 Увы, в настоящее время нет документов, указывавших на то, выдавалось или нет денежное довольствие пленным в Лебедянском лагере № 35.

 Поскольку всё же условия содержания в лагере были тяжёлые, смертность среди заключённых была очень высокой. Наибольший процент смертности наблюдался в основном среди военнопленных, захваченных после ликвидации окружённых группировок войск противника, например в районе Воронежа, Сталинграда и др.
Эти пленные поступали сильно истощённые физически и психически, с различного рода заболеваниями: сыпной тиф, холера, дистрофия на разных стадиях, воспаление лёгких и т.п.
 Было очень голодно, голодала даже охрана лагеря. Но по рассказам очевидцев, охранники были хоть и строгими, но не жестокими. В тяжёлых для пленных ситуациях, верх брало человеческое сострадание, и такие случаи происходили часто.
 Когда от голода у пленных не оставалось сил, что бы даже двигаться и рассудок временами мутнел, некоторые, закрыв глаза, представляли мысленно, что они будто бы наелись до отвала. Как ни странно это звучит, но некоторым это помогало выжить.
 В зимнее время везде царил ледяной холод, и, засыпая, пленные обогревались лишь теплом, исходившим от тел друг друга. С утра каждый заключённый, прежде всего, убеждался, тёплый ли ещё его сосед, если же нет, то можно было взять его ботинки и кое-какие вещи. В такой ситуации, фактически не оставалось ни какой надежды выжить. Смерть кружила над лагерем каждый день.
 Сначала умерших пленных хоронили в непосредственной близости от лагеря, в каких-то 100-200м. Зимой сюда ежедневно тащили сани с десятками мёртвых на них, а летом к общей могиле трупы везли на тележках, и там под охраной их хоронили собственные товарищи.
 Об этом неоднократно свидетельствуют проведённые в разные годы земляные работы на промышленной зоне завода «Лемаз», так как во время их экскаваторы постоянно натыкались на братские и одиночные могилы.
 Ещё крупные массовые захоронения производились в районе ж/д моста через речушку Сквирня, это место находилось примерно в 500 м на северо-восток от лагеря. Одно время на этой ничем не примечательной поляне, покрытой небольшими холмиками, стоял в металлическом основании деревянный православный крест. По некоторым данным уже к началу 1944 г. в этом месте не хоронили, потому что там уже не хватало места. Число захороненных военнопленных в этом месте колеблется от 3 до 6 тыс. человек.
 Вскоре приступили к строительству нового кладбища. Оно было расположено восточней лагеря, на небольшой возвышенности, на территории колхоза «20лет Октября» Стрелецкого сельсовета, на северном берегу оврага под названием «Пилин лог». Сейчас там печально шумит листвой берёзовая роща.
 Согласно архивным данным, кладбище было открыто 6 мая 1944 г., и работы по его расширению велись постоянно. В 1945 г. на основании Женевской конвенции странам-победительницам было запрещено производить массовые захоронения военнопленных, так называемые братские могилы. На этом кладбище были захоронены 772 умерших военнопленных, национальный состав которых, судя по архивным данным, был не однородным. Большинство было конечно немцев, но были так же румыны, австро-венгры, молдаване, несколько украинцев, чехов, французов и даже один русский…
 Кладбище было закрыто 7 июля 1946 г.

 В семидесятых годах было отмечено несколько случаев вскрытия и осквернения могил на кладбище военнопленных в березняке. Удивительно было то, что отнюдь не под всеми холмиками ровных рядов были обнаружены останки, а в могилах, где они были, кроме костей больше ни чего и не было – ни предметов, ни остатков одежды, ни даже элементарных пуговиц. «Чёрные» копатели были весьма удивлены таким фактом. Но всё оказалось намного проще…
 По рассказам свидетелей, поутру, особенно в холодное время года, умерших за ночь лагерников выносили из бараков уже голыми. Их не только успевали обобрать по мелочи, но и полностью раздеть, так как вещи были необходимы живым, каждый выживал, как мог.
 Значительно позже выяснилось, что аккуратные ряды и металлические таблички с номерами – следы очередной показухи, организованной в 1950-х годах местным партийным начальством, накануне приезда большой и важной комиссии, которая, кстати, так и не посетила город. Это были времена так называемой «оттепели», в отношениях с Западом у Советского Союза наметились положительные веяния, поэтому и старались навести порядки, сгладить острые углы.
 Сохранился специальный акт обследования состояния этого кладбища, в берёзовой роще, от 1949 г. В акте записано: «…кладбище не огорожено, хотя обрыто валом, большинство холмиков разрушено и провалилось, совершенно отсутствуют какие-нибудь кладбищенские знаки. Имеются пять больших могил, в которых, видимо, захоронено по несколько военнопленных. Десять могил разрыты на глубину 1-1,2 метра. Время отрытия этих могил до одного года. От приёма кладбища и учётных документов под наблюдение и приведение его в порядок Лебедянский райисполком отказался, мотивируя отсутствием указания по этому вопросу от Рязанского исполкома…»
 Точно такой же акт был составлен и по кладбищу второго отделения лагеря № 35 НКВД, «…оно находилось на территории Троекуровского сельсовета, на опушке «Русина леса» (по другим данным его называли ещё «Жарковский лес»). Открыто оно было 1 августа 1946 г., закрыто 11 февраля 1947 г. Захоронено на нём 29 военнопленных и интернированных. Земельный участок под него официально не отводился, было просто устное указание директора совхоза «15 лет Октября». Большая часть холмиков разрушена и провалилась, кладбищенских знаков у большинства могил нет, ограждение отсутствует».
 Со временем хотя бы элементарный порядок и уход за могилами, судя по документам, пытались наводить. Заключались трудовые соглашения по уходу за кладбищем с людьми живущими неподалёку. В 1957 г. для этих целей тюремный отдел МВД даже выделяет 8 тыс. рублей.
 Кстати говоря, не только местные власти закрывали глаза на случаи осквернения захоронений военнопленных, даже Германское консульство не заинтересовалось этим и отделалось банальной отпиской, не взяв вопрос под контроль.
 В данное время Немецкий Союз по сохранению солдатских захоронений вплотную занимается проблемой кладбищ военнопленных Второй Мировой войны на территории России. Отдать должное немцам, кладбища советских воинов на территории Германии находятся под контролем соответствующих организаций, они ухожены со свойственной немцам педантичностью.

 Политические изменения в СССР, предпринятые Горбачёвым М.С., привели в 1990 г. к преобразованиям в отношениях между СССР и ФРГ. В «Договоре о добрососедстве, партнёрстве и взаимовыгодном сотрудничестве» вопрос о военных захоронениях был назван как одна из решаемых проблем. Советское правительство гарантировало этим договором не только допуск к могилам военнопленных, но и их сохранность, и уход за ними. Особенное значение имеет тот факт, что на основании этого договора были открыты Советские архивы, в которых имелась документация на военнопленных. Теперь детям и близким родственникам, пропавшим без вести и умершим в плену военнослужащим Вермахта, предоставлялась реальная возможность после долгих лет неведения найти могилу родного для них человека.
 В 1999 г. в Липецк на имя мэра пришло письмо из Германии. Хайдэ Ротэ, из Берлина, обращалась к господину бургомистру помочь ей отыскать могилу отца: «…Мой отец врач-хирург, умер в возрасте 33 лет в плену. Его звали Гюнтер Гильбришт. Он родился 25.04.1913 г. в Берлине и умер 25.05.1946 г. в городе Лебедяни, в лагере для военнопленных № 35…».
 Городские власти, начальник архивного подразделения УВД Липецкой области подполковник милиции Копёнкин В.Б. откликнулись на просьбу пожилой женщины, и в течении нескольких месяцев вместе с сотрудниками Лебедянского РОВД провели настоящую исследовательскую архивно-поисковую работу. В архивных делах сохранилось много важных подробностей, которые помогли отыскать могилу отца фрау Ротэ. В этих документах были списки захоронённых, тут же находился и план кладбища. По ним работники милиции нашли фамилию под номером 761, Гюнтер Карл Гильбришт, 1913 года рождения, немец, капитан, умер 25.05.1946 г., похоронен 26.05.1946 г.
 Фрау Ротэ искала своего отца более пятидесяти лет, и вот нашла в далёкой чернозёмной глубинке под русскими берёзками, могильный холмик с простой металлической пластиной…

 Раз уж тут была затронута врачебная тема, следует сделать небольшое отступление, хотя это тоже неким образом связано с пленными в нашем городе.
 В Лебедянской Гор.больнице в период войны главврачом был Аронов Николай Иванович, известный и талантливый медик. Но в силу возраста тащить на себе всю городскую и районную медицину ему было в тот период уже тяжело, поэтому присутствовал он в основном при решении только важнейших вопросов, да на серьёзных операциях. У него был зам – Кучинский Николай Александрович, хирург, майор медицинской службы, который и решал все текущие вопросы и проблемы, фактически он вёл все дела. Он же и сменил потом Аронова на посту главврача, когда тот скончался в 1945 году.
 В период, когда в Лебедяни располагался лагерь для военнопленных № 35, там содержался пленный немец-хирург. В Гор.больнице об этом узнали и стали пробовать привлекать его к сотрудничеству. Тогда не хватало опытных врачей, поэтому любые средства были хороши. В данном случае пленный немец оказался не просто хирургом, а как сейчас называют – нейрохирургом. По тем временам, да и по сегодняшним тоже, к тому же учитывая медицинское оборудование военной эпохи, это был очень высокий уровень профессионализма в медицине. Николай Александрович Кучинский сразу определил это, поскольку сам был опытным хирургом. Он стал ходатайствовать перед начальником лагеря военнопленных № 35 об улучшенном содержании хирурга-заключённого, и, судя по всему добился своего, так как, весьма сомнительным считаю тот факт, что бы пленный врач с утра делал сложные операции, а после обеда шёл валить лес или копать землю… а на следующий день опять брался бы за скальпель. Да и обмороженными пальцами как мне кажется довольно проблематично сделать ровный и точный разрез. Следуя этой логике, полагаю, можно с уверенностью сказать, что пленный хирург был на особом содержании в лагере № 35, а возможно и вне его. К этому ещё хотелось бы добавить, что он, вполне мог быть высокого офицерского звания.
 Немецкий врач специализировался на ранениях в голову, черепно-мозговых травмах и разных заболеваниях мозга. По первому требованию главврача, пленного хирурга доставляли в Гор.больницу под конвоем, где он готовился к операции. На операциях Кучинский сам ассистировал ему. Позже, уже много лет спустя, во врачебных кругах говорили, что этот пленный немецкий врач щедро делился с Кучинским своим опытом и новаторскими идеями в области хирургии и нейрохирургии, которые тот в дальнейшем успешно использовал в своей практике.
 Сейчас трудно сказать, много ли мало ли было проведено операций подобного рода, так как неизвестно с какого периода и по какой практиковал в Лебедянской Гор.больнице немецкий пленный врач. К тому же в медицинских документах и историях болезни пациентов, нет ни каких записей свидетельствующих об этом. НКВД строго следило за подобными вещами, и потом, зачем кому-то было рисковать, подставляя свою шею. Скорее всего, поэтому и не сохранилось до наших дней имя этого пленного хирурга, и сведений о его дальнейшей судьбе, несмотря на то, что он, возможно, спас множество жизней простых русских людей. Сохранились лишь устные упоминания о данном факте. Например, одна пожилая женщина, коренная лебедянка, рассказывала, как в трёхлетнем возрасте, в Лебедянской больнице ей была сделана трепанация черепа, и делал её тот самый пленный немецкий врач. Естественно, что она сама ничего об этом не помнит, лишь какие-то обрывки в воспоминаниях, а рассказывали ей потом об этом родители. Эта женщина и сейчас живёт в Лебедяни, у неё дети и внуки, и, не смотря на пожилой уже возраст, она хорошо себя чувствует.
 В данном контексте следует так же заметить, что в наши дни в Лебедянской больнице, увы, всё же не делают трепанацию черепа и прочие операции на головном мозге…

 Судьба доктора Кучинского в дальнейшем сложилась печально. После войны он так же работал в Гор.больнице главврачом, примерно до конца 50-х годов. Тогда он из-за возраста оставил высокую должность и попросился в зав.отд.хирургии. На посту главврача его сменил Николай Иосифович Корнфельд.
 Кучинский снискал славу и известность как замечательный хирург, исключительный врач. Он был всесторонне развитым, эрудированным и просто интересным человеком. Неожиданно, в сентябре 1962 г. он скоропостижно скончался от передозировки снотворного. В этой печальной истории как, оказалось, была замешана женщина, с которой у Николая Александровича был роман.
 Похоронен доктор Кучинский был на городском кладбище. Старожилы рассказывают, когда Кучинского хоронили, проводить его в последний путь вышел почти что весь город.

 В конце мая 2005 г. Лебедянь посетил пожилой немец, некто Хайо Шталь. Этот, уже седой мужчина, почти на протяжении всей жизни пытался отыскать следы своего отца, солдата Вермахта, воевавшего на восточном фронте и пропавшего без вести в боях под Кандоровкой, в январе 1943 г., как следовало из короткого письма, полученного его матерью от фронтового товарища отца.
 После того как в 1999 г. Шталь обратился в службу поиска Немецкого Красного Креста, ему пришло письмо, поясняющее судьбу его родителя, в нём говорилось, что отец его пережил те бои в начале 1943 г., и, попав в плен, он остался невредим. После многокилометрового марша, был помещён в спешно организованный Лебедянский лагерь № 35 для военнопленных. Спустя пять недель он умер от дизентерии и высокой температуры в лагерном лазарете…

В Германии с помощью Немецкого Союза по сохранению солдатских захоронений Хайо Шталь встретился с одним из бывших пленных лагеря № 35. Рудольф, так имя этого человека, хоть и не был знаком с отцом Шталя, дал много полезной информации касающейся лагеря № 35. Он по памяти воспроизвёл приблизительный вид лагеря, так же, на этой основе был составлен план местности

Здесь приводятся воспоминания Рудольфа, бывшего военнопленного Лебедянского приёмно-пересылочного лагеря № 35

 Таким образом, в поисках места захоронения отца, Хайо Шталь вскоре и оказался в Лебедяни.
 На заросшем густой травой поле, в районе ж/д моста через речушку Сквирня, покрытой уже еле видными холмиками, вдалеке от городского шума, к подножию покосившегося железного основания стоявшего здесь православного креста, которое является сегодня единственным свидетельством массового захоронения в этом месте, Хайо Шталь возложил большой букет цветов в память о своём отце, который нашёл здесь свой последний удел…

 Когда летом 1947 г. лагерь военнопленных № 35 расформировали, военных перевели в Каширу и Рязань, а уцелевших узников партиями, погрузив в вагоны, стали отправлять на Запад, на родину. Перед отправкой эшелонов на ж/д станции играл лагерный духовой оркестр. Депортировал пленных, Алексеев Павел Дмитриевич, бывший начальник штаба МПВО, инструктор РК партии. Он сопровождал бывших пленных до самого места назначения.

 …пленные возвращались домой. Они покидали один из Советских лагерей для военнопленных, где конечно, не было крематория, и не было налажено производство мыла из людей. Они покидали его, что бы в недалёком будущем узнать ужасную правду о «лагерях смерти», удобно располагавшихся в самом сердце их родины, на их «фатерлянде». Они покидали страну, куда пришли незваными, пришли, с целью завоевать её. Но, увы, таков был их бесславный триумф…
 Но в глазах у этих людей опять появилась надежда, простая человеческая надежда, которую они похоронили давным-давно. Сотни километров пути и бесконечные остановки с обязательной проверкой документов на станциях. Россия оставалась позади, оставались позади русская зима, голод и болезни. Смерть тоже оставалась позади, она оставалась там, на заснеженных русских равнинах сплошь покрытых одинокими холмиками.
 Пережившие плен возвращались домой, о котором на протяжении многих лет старались не думать, старались просто забыть о нём. Бывшие пленные возвращались в свои семьи, к своим матерям, жёнам и детям. Мысли у многих путались, словно вихри проносились они в голове. Людские души были полны тревоги и радости одновременно. Годы, проведённые в лагере, научили многому. Ждут ли их дома?.. Как примут их, бывших пленных, в послевоенной Германии?.. Как не потеряться в новом устройстве жизни. Какая она будет эта новая жизнь?.. Но каждый, бесспорно, хотел лишь одного – скорее забыть ужас минувшей войны и период, проведённый в плену, выгрызть, выцарапать, вырвать это из памяти, ведь любой из них знал наперёд, что воспоминания эти словно призрачные тени будут преследовать их теперь до конца жизни.
 Их страна остро нуждалась в рабочих руках, её надо было отстраивать и возводить заново, поднимать экономику, необходимо было ликвидировать последствия войны и нацистского режима, что бы вместе с тем стереть с неё позорные пятна фашизма.

Смотреть архивные данные.

В работе над материалом использовалась информация:
с сайта www.stahl.tv;
«Лагерь № 35» К.Надов (Лебедянская ярмарка);
«Могила у Пилина лога» Н.Бор (Милицейская газета «Ноль два» № 6 1999г.).